Комбат Лупенков М.Г.

"Интересно, - если победим, какова будет жизнь после войны? Что скажут о нас лет через двадцать - тридцать? Как оценят наши военные усилия дети и внуки? Вспомнят ли добрым словом погибших  и будут ли окружены почетом оставшиеся в живых?" Бардин С.М "И штатские надели шинели"

Есть в селе Ратчино старинное деревенское кладбище, скрытое зелёной стеной леса от посторонних глаз. Тишину и покой тут нарушают только птицы, да ветер, что покачивает кроны деревьев. Среди вековых елей Ратчино в братских могилах покоятся ополченцы Ленинграда, погибшие здесь при обороне деревни 28 августа 1941 года. Это бойцы 3-го батальона, 2-го полка, 2-й Дивизии Народного Ополчения Московского района Ленинграда.

История пока не открыла нам имена всех павших в тот день героев, но имя их командира нам известно.

Герой обороны Ленинграда, командир батальона, капитан Лупенков Михаил Григорьевич незадолго до своей гибели у деревни Ратчино был награждён высшей правительственной наградой — Орденом Ленина, и посмертно — орденом Красного Знамени, а ленинградцам стал известен как один из героев обороны города на Лужском рубеже летом 1941 года.

В июле 1941 года Михаил Григорьевич с другими офицерами был направлен штабом Армии Ленинградского Ополчения для усиления командного состава 2-й ДНО, сформированной из рабочих и служащих Московского района, а также города Кронштадта.

Во время первых боёв на Лужском рубеже под Кингисеппом дивизия понесла существенные потери, сказалось отсутствие военных навыков у солдат-ополченцев, вчерашних рабочих. Новые кадровые офицеры по замыслу штаба армии должны были усилить командную часть и продолжить начатое обучение рядового состава.

О Михаиле Григорьевиче сохранилось множество воспоминаний, есть исторические документы. Перед нами предстаёт образ советского, русского офицера, горячо любимого подчинёнными, уважаемого руководством, человека с высокими моральными и выдающимися волевыми качествами.

Лупенков Михаил Григорьевич в звании старший лейтенант.

Михаил Григорьевич родился в Волгоградской области, но всю свою жизнь вместе с семьёй прожил в Ленинграде на Ржевской улице, в рабочем квартале (сейчас этот район называется Ржевка-Пороховые). Он прошёл срочную службу в армии в пограничном отряде, был командиром взвода, командиром батальона. Существует фотография Михаила Григорьевича на фоне Красного Знамени полка, с подписью «За образцовую работу по обеспечению боевой и политической подготовки, объявляю благодарность, награждаю снимком у ЗНАМЕНИ ком. батальона, ст. лейтенанта Лупенкова М.Г.....».

Лупенков Михаил Григорьевич. Наградное фото у знамени полка

Примечателен тот факт, что пехотный офицер со стажем и опытом преподавания курсантам военного училища, был направлен руководством именно в народное ополчение в целях усиления его командного состава.

Офицер-преподаватель назначается командовать батальоном из гражданских лиц. Совпадение? Тут прямо вяжется ответить - «не думаю». 

Карьера у него была не только военная. Перед Великой Отечественной войной, Михаил Григорьевич, имея за спиной воинское пехотное и артиллерийское образование, решил вернуться в своё первое учебное заведение - Ленинградское военно-медицинское училище им. Н.А. Щорса, но уже в качестве преподавателя военной дисциплины. Здание училища сохранилось в Санкт-Петербурге до сих пор (сейчас это медицинский музей). В августе 1941 года учебное заведение было эвакуировано в Омск, и сегодня это уже Университет со столетней историей, который носит название Омский Государственный Медицинский Университет (ОмГМУ).

Здание Ленинградского военно-медицинского училища им. Н.А. Щорса (в настоящее время ― музей истории медицины в Санкт-Петербурге).

Омский Медицинский Университет хранит традиции и память о ветеранах - своих курсантах и преподавателях. На специальной странице сайта Университета есть упоминание и о М.Г Лупенкове. Страница памяти Университета.

Чем же было вызвано назначение Лупенкова именно в дивизию народного ополчения?

В характеристике ополченцам, которую дал командир 2-й ДНО, полковник Угрюмов, отмечено, что «более половины бойцов не обладают военными навыками». Многого ли можно было требовать от вчерашних рабочих и служащих? И вот командовать одним из таких батальонов направляют кадрового офицера-педагога! Не слишком ли смелое предположение?

Последующий анализ подтверждает такую догадку. И здесь можно говорить о, без преувеличения, отеческом внимании штаба Армии Народного Ополчения к новоиспечённым солдатам, раз в столь тяжёлое время командование смогло подобрать педагогов для бывших гражданских. Согласимся, это совсем не вяжется с оголтелыми нападками новоиспеченных историков, о "пушечном мясе", которое командование Красной Армии бросало на фронт.

И так, мы знаем, что во второй половине июля в дивизию прибыло подкрепление из множества кадровых офицеров, об этом в частности упоминается в сборнике кандидата ист. наук Ю. Н. Яблочкина - «Народное ополчение в битве за Ленинград»:

Газета «На защиту Ленинграда» впервые опубликовала материалы о боевых действиях ленинградских ополченцев - 18 июля (на 27-й день войны):

«Во 2-ю ДНО прибыло 19 кадровых командиров, присланных штабом фронта. Среди прибывших были Г. Л. Арсенов, М. Г. Лупенков, И. С. Миров, В. Н. Сергеев, А. С. Климов и другие командиры, отличившиеся в последующих боях.» [1]

Не известно, все ли новые командиры 2-й ДНО были офицерами и педагогами, но стоит согласиться, что подобное решение было бы легкомысленным. Однако факт отбора в дивизию командного состава по определённым критериям всё же прослеживается. Современник часто сталкивается со справедливой критикой действий командования Красной Армии в первые дни войны. Действительно, было много просчётов и ошибок. Но, тем не менее, следует отметить факт вдумчивого подхода штаба армии к подбору кадров в помощь ополченцам, причём — напомним! — в условиях очень тяжёлых и неблагополучных. Изучая историю, всё же следует быть более позитивным и благодарным.

Однако вернёмся к вопросу: как всё-таки случилось, что капитану М. Г. Лупенкову было поручено командовать одним из батальонов дивизии ополчения?

Есть короткое упоминание о тех событиях. Вот что рассказала нам в своем письме заведующая музеем колледжа ОмГМУ, кандидат тех. наук, доцент Ломова Ольга Станиславовна (за что мы ей очень благодарны):

«Поясняю, что в июне 1941 г. состоялся 18-й выпуск военных фельдшеров в количестве 681 человек. Впереди ожидались полевые учения в районе Красного Села. Но 22 июня началась Великая Отечественная Война. В соответствии с Постановлением Военного Совета Северного флота из преподавателей и курсантов училища был сформирован сводный батальон, который принял участие в обороне дальних подступов к Ленинграду».

Выходит, в первые дни войны Михаил Григорьевич успел повоевать со своими курсантами, но позже был переведён на самый важный тогда участок Лужской обороны — в район Кингисеппа, где его опыт был особенно полезен ополченцам.

О комбате, как было сказано выше, сохранилось немало исторических документов. Но больше всего информации о нём нам удалось узнать из книг и газетных статей его однополчанина, С. М. Бардина. Степану Михайловичу суждено было выжить и пройти всю войну. До Великой Отечественной он работал на фабрике «Скороход» начальником отдела кадров, пошёл на фронт добровольцем вместе с другими рабочими и был назначен комиссаром 3-го батальона, куда позднее был направлен капитан Лупенков. Их знакомство переросло в крепкую дружбу, которая, к сожалению, длилась только месяц. Всем, кому интересна история обороны Ленинграда и воспоминания о военных событиях, которые здесь разворачивались, рекомендуем к прочтению книгу С. М. Бардина «И штатские надели шинели» (Лениздат, 1975).

Бардин Степан Михайлович, политрук 3-го батальона

"И штатские надли шинели", Бардин С.М.

Вот что пишет о Лупенкове в своей книге Бардин:

«Лупенков учитывал, что ополченцы ещё не привыкли к воинской дисциплине, и почти не употреблял слово “приказываю”, я бы даже сказал, тактично обходил его. В то же время в нем заметно проглядывала присущая кадровым военным приверженность к субординации, и он строго следил за тем, чтобы приказания старших неукоснительно выполнялись младшими командирами.

Подобная характеристика возвращает к мысли, что офицер и педагог капитан Лупенков очень хорошо понимал важность своего назначения, где принялся с полной отдачей за работу по обучению бойцов.

Вот ещё одно воспоминание Бардина:

«Усилия комбата не прошли даром. Наш батальон стал походить на тугую пружину, которую чем больше сжимаешь, тем она сильней сопротивляется. Перемену в батальоне почувствовали и враги. Теперь они всюду натыкались на жесткую оборону, терпели урон от наших активных действий. Не проходило дня, чтобы батальон не нанес врагу удар, чтобы кто-нибудь из наших бойцов или командиров не совершил подвига. Фронтовая и армейская печать неоднократно писали о боевых делах нашего батальона, и имя Лупенкова скоро стало известно не только в дивизии, но и всему фронту.»[2]

Эти воспоминания о Лупенкове написаны Бардиным спустя 35 лет после войны.

Нам удалось найти и первую книгу Бардина об ополченцах, написанную ещё в 1942 году, то есть сразу после событий 1941 года. Давайте посмотрим на воспоминания о Лупенкове, написанные по «свежим следам», поскольку сейчас есть такая возможность:

«В двадцатых числах июля в дивизию были присланы кадровые командиры —комиссар Тихонов, командир Арсенов, капитан Лабутин, Лупенков и другие. Ополченцы многому научились от них, перенимая их боевой опыт. Командиры-кадровики быстро завоевали безграничный авторитет и любовь у бойцов. Капитан Лупенков научил бойцов окапываться и строить заграждения; на рубеже своего подразделения он возвёл прочные укрепления, которые в последующих боях имели огромное значение» [3]

Отметим отдельно последнюю цитату и обратимся к радиопередаче кандидата ист. наук Алексея Валерьевича Исаева, в которой он рассказывал о роли 2-й ДНО в Лужской обороне, у села Ивановское под г. Кингисепп. В своей передаче он подчеркнул, что ополченцы копали «особые» окопы без брустверов, которые не могли зафиксировать немецкие самолёты разведчики (более подробно об этом можно прочитать на нашей странице «Лужская оборона 1941 г.»).

А.В. Исаев в частности говорит следующее:

«Оказалось, что эти ополченцы были очень умелыми бойцами. Например, они копали окопы, но не делали на них бруствер, т. е. на аэрофотосъёмках они были не видны <…> Я не знаю, кому принадлежит эта идея, но по факту немцы не могли зафиксировать позиции, потому что они были без брустверов. Не сказать, что это беспрецедентно, это встречалось, но, тем не менее, это факт ещё редкий в первые годы войны, и те, кто копал такие окопы, — как раз были ополченцы 2-й ДНО». [4]

А. В. Исаев упомянул, что «не знает, кому принадлежит эта идея» — особым образом маскировать окопы. Видимо, он имел в виду, что не знает конкретных имён, так как перед ним просто не стояло такой задачи.

И здесь необходимо уточнить: мы знаем, что навыками ведения боя, тактике и маскировке ополченцев обучали вновь назначенные кадровые командиры. И поскольку 3-й батальон считался образцовым во 2-й ДНО, то с уверенностью можно сказать, что одним из тех, кто обучал ополченцев, был командир батальона, капитан М. Г. Лупенков — этот факт подтверждается историческими свидетельствами.

В своей книге «Иной 1941», посвящённый Лужской обороне, тот же А.В. Исаев приводит такие воспоминания немецкого командования:

«В журнале боевых действий 4-го моторизованного полка указывалось: «Стрелки осторожно вышли из своих укрытий и, кое-где не обстреливаемые противником, добрались до передовой линии укреплений противника. Однако там их встретил настолько сильный огонь, что о продвижении вперед поначалу не приходилось и думать». В своих воспоминаниях Раус с явным неудовольствием констатировал: «Пехота 4-го моторизованного полка занялась безуспешным поиском слабых точек, чтобы все-таки попытаться прорваться. Отброшенные по всей линии смертоносным огнем невидимого врага, наши войска остановились по колено в болотной жиже, уткнувшись в путаницу проволочных заграждений, за которыми находились так и не выявленные советские позиции.» [5]

Вот тут и пригодились окопы без брустверов, которые так и не выявила немецкая аэрофотосъёмка, а также ложные позиции. Командующий боевой группой Раус «с неудовольствием» отметил, что пехота уткнулась в проволочные заграждения и остановилась. Не об этом ли участке 3-го батальона говорит в своих воспоминаниях 1942 года друг Лупенкова — С. М. Бардин? Давайте посмотрим:

«В решающие минуты боев особенно сказалась помощь кадровиков. Командир коммунист Лупенков сумел создать крепкую оборону, научил людей окапываться, вести организованный огонь. Его подразделение за четверо суток отбило 16 атак. Проволочное заграждение на участке было увешано трупами немецких солдат, как веревка бельем после большой стирки. Не менее 500 немецких солдат и офицеров полегли костьми под ударами лупенковцев.» [6]

Сохранилось несколько донесений 1941 года, в которых указано, что на участке 3-го батальона с 8 по 12 августа противник понёс гораздо большие потери. Не будем на этом акцентировать внимание, просто отметим, что тут политрук Бардин занижает потери противника от своего батальона.

У С. М. Бардина остались исключительно позитивные воспоминания о 3-м батальоне. Обратимся теперь к донесениям других политработников, чьи донесения имеют общую тенденцию — они очень скупы на похвалу и в них в основном отмечены недостатки в управлении частями дивизии. Такая была работа у этих людей — выявлять подобные недостатки и «сигнализировать». Например, вот что пишет о 2 полку, батальонный комиссар А. Тихвинский (который, между прочим, говоря о недостатках полка, ставит 3-й батальон Лупенкова в пример):

«….Очень серьезным недостатком надо считать тот факт, что, находясь в обороне, мы не имели прочных укреплений. Полки оборону строили только в одну линию. Причем окопы были примитивными, многие без козырька, а станковые и ручные пулеметы, в лучшем случае, только маскировались, специальных гнезд для них не было.
При такой системе врагу не стоило особо большого труда прорвать линию обороны, выбить нас из занимаемого рубежа. Если бы первый и второй батальоны 2 стрелкового полка построили линию обороны так же, как и 3-й (в 2 эшелона), то немцы вряд ли сумели бы их выбить с занимаемых рубежей – Крутой Ручей и Сяглы….» [7]

Оборона, как пишет А. Тихвинский, на Лужском рубеже строилась в одну линию, однако и фронт был дан дивизии, как мы отмечали на странице «Лужский рубеж», в два-три раза больший, чем полагалось дивизии по штату, — отсюда и построение в линию без резервов.

Как же умудрялся Лупенков всегда создавать резерв (эту его особенность часто упоминает Бардин)? Талантливый командир максимально извлекал пользу из местных условий. Как мы знаем, местность на Ижорской возвышенности сильно пересеченная и заболоченная. И в Ратчино, получив приказ, Лупенков сумел организовать грамотную оборону, — к этому мы вернёмся чуть позже. По всему видно, что 3-й батальон был образцовым во 2-м полку и даже в дивизии.

Как уже было сказано выше, Михаил Григорьевич пользовался любовью у солдат. В чём же была причина? Ведь, судя по воспоминаниям, он строго спрашивал за невыполнение приказа и трусость. 
В первые дни боёв дивизия несла потери из-за неорганизованности и отсутствия дисциплины. И поэтому ополченцам не нужна была нянька — они знали, что в создавшихся условиях выживут немногие. Их задачей было принести максимальную пользу, выполнить приказ и остаться живым — именно это от них и требовалось, для этого они и пошли в ополчение. Лупенков дал бойцам веру в то, что они могут побеждать в бою с более опытным врагом. Имея такую веру и вновь приобретённые благодаря командиру навыки, бойцы несли меньшие потери — и это то, что было нужно всем, за это его любили.

«….На рассвете мы пришли в деревню Выползово, полусожженную, покинутую жителями. Лупенков определил подразделениям позиции и приказал немедленно окапываться. День тяжелых боев, бессонная ночь измотали людей, и я предложил дать бойцам сначала отдохнуть. Но Лупенков и слушать не стал. «Мы обязаны думать о сохранении жизни бойца, товарищ комиссар! И прошу вас это понять»,— сухо ответил мне комбат. Небольшая размолвка задела меня. А быть может, я не прав? Обстановка напряженная. Враг может появиться в любой момент. И понял, что зря погорячился....» [8]

Если просмотреть документы, относящиеся к действиям 2-го полка на участке Лужской обороны и, чуть позже, в районе Куты, Большие Корчаны, Ратчино, то становится ясно, что его части действовали более осмысленно и несли меньшие по сравнению с соседями потери. И это при том, что ополченцы были хуже вооружены и им противостояли элитные части Вермахта. Соперником 2-й ДНО были 6-я Танковая и 1-я пехотная дивизия Вермахта — не просто опытные, а сверхопытные вояки, высоко мотивированные, накрученные нацистской идеологией фанатики. И всё же ополченцы постоянно наносили им урон — как отметил историк А. В. Исаев, «снимали стружку». Таким образом, войска Вермахта постепенно растрачивали силы перед штурмом Ленинграда, а позже и Москвы — и в этом, несомненно, особая заслуга 3-го батальона.

О героическом батальоне капитана Лупенкова существует очень много источников. Тем, кто захочет познакомиться с ними ближе, мы предлагаем обратиться к списку литературы в конце этой страницы, а сейчас ограничимся лаконичным перечислением подвигов самого Лупенкова, из наградного листа к Ордену Ленина, от 21 августа 1941 года:

«...товарищ Лупенков показал себя одним из геройских командиров, ведя за собой подразделения своего батальона. Мужественно и стойко отражал многократные атаки противника, умело руководил боем и личным присутствием воодушевлял бойцов. Бойцами его подразделения взяты такие важные трофеи, как радиостанция с кодом, знамя, много трофеев и важных документов о расположении противника, подбито 4 танка. Будучи контужен и ранен, свою позицию не оставил. Пользуется большой любовью бойцов. Заслуживает правительственной награды.» Смотреть.

Наградной лист М. Г. Лупенкова к Ордену Ленина.

Остановимся на том, что Михаил Григорьевич был ранен и контужен. Это произошло 14 августа, при обороне Лужского рубежа у деревни Выползово. Вот что об этом пишет Бардин:

«Когда я шёл с ним в 8 роту, находившуюся в первом эшелоне обороны, он был ранен пулей в плечо. Я вытащил пулю и перевязал рану. Никакие уговоры отправиться в санчасть не помогли. Лупенков остался в строю. Ночью у него повысилась температура. Михаил Григорьевич от бессонных ночей, от сильной боли в плече и высокой температуры едва держался на ногах.»
«Раненый Лупенков, находясь на передовой линии, руководил боем. На другой день он был контужен. Около часа я приводил его в чувство. Очнувшись, он снова остался в строю....»[9]

Прежде чем перейти к трагическим событиям 28 августа в Ратчино, напомним, что произошло после прорыва Лужской обороны 09–14 августа у села Ивановское, на участке «199 стрелковая дивизия — 2-я дивизия ополчения — курсанты пехотного училища» (мы рассказываем об этом в нашем разделе «Лужский рубеж»). А. В. Исаев заканчивает описание этой обороны словами «сила солому ломит»:

«Ополченцы сделали больше, чем от них ожидалось, с любой точки зрения, но тем не менее «сила солому ломит», при таком растянутом фронте немцы постепенно прорвали оборону. Прорыв немцев произошёл на стыке между ополченцами и курсантами.» [10]

Ополченцы были «отжаты» на север, окружены и отрезаны от снабжения. Подразделения дивизии выходили из окружения частями. Лупенков, с вверенным ему 3-м батальоном 2-го полка, принял решение прорываться к деревне Большие Корчаны и там закрепиться. Сделано это было, чтобы сохранить жизни бойцов. Опять сказался твердый характер Лупенкова, взявшего ответственность за бойцов. Вот как описывает те события Бардин:

Ничего не может быть тягостнее для воина, чем отступление. При отходе всегда испытываешь чувство горечи и в известной мере беспомощности. Словно скользишь по гладкому льду, на котором не за что зацепиться. При отступлении и спишь в тревоге. Некогда привести себя в порядок, поесть, побриться... Перед глазами только и мелькают что дороги, леса, поля и болота. Правда, мы не все время отступали. Часто переходили в контратаки. Но это был бой, в котором, как правило, в более выгодном положении оказывался не ты, а враг. И не ты, а он диктовал тебе условия, навязывал бой там, где это ему было выгоднее.

Отступление тяжко еще и тем, что остановиться, собраться с силами невмочь. Нужна огромная сила воли, чтобы преодолеть этот психологический барьер и перейти в контратаку. Отступающие легко поддаются панике. Когда мы стали уходить из деревни Выползово, кто-то распустил слух, будто батальон в ловушке, что и справа и слева враг, далеко впереди - тоже враг. Этот слух распространился мгновенно, и кое-кто стал предлагать разбиться на мелкие группы и самостоятельно пробиваться к своим. Но где свои, где полки и батальоны дивизии, никто не знал. Только сплоченность, дисциплина могли спасти нас. И люди поняли это.

Наконец мы вышли к какой-то горящей деревне (Домашёво? прим. редактора), которая пылала, как стог сена; рушились крыши изб, с треском взвивались к небу красные языки пламени, кругом было черно от пепла. Пожар тушила какая-то артиллерийская часть, руководимая незнакомым артиллерийским генералом. Генерал встретил нас страшной бранью, приказал занять оборону, а сам вскоре покинул деревню, потому что делать артиллеристам здесь было нечего. Нечего делать было и нам: от деревни ничего не осталось; к тому же мы были лишены какой-либо информации о местонахождении и действиях других подразделений дивизии. Оказались и без продовольствия. Самым разумным было попытаться разыскать штаб полка. И мы отправились в соседнюю деревню, по иронии судьбы, носившей никоим образом не соответствовавшее нашему настроению название - Утешенье. Вошли мы в неё утром следующего дня. И, как в Юрках, уже не застали жителей. Очевидно, близкая стрельба и пожары в соседних деревнях заставили их уйти в лес, бросив на произвол судьбы и домашний скарб, и мелкую живность: в огородах спокойно рылись свиньи, тут и там горделиво расхаживали петухи, кудахтали куры. Изрядно проголодавшиеся, наши бойцы устремились в огороды, стали выкапывать и варить картошку. Но утолить голод не пришлось. Прибежал связной из девятой роты, посланный лейтенантом Тамаркиным, и сообщил, что к деревне приближаются фашистские танки и автоматчики. Покидая деревню, связной Морозов со злостью пнул ногой котел с картошкой и пошел позади нас, с комбатом, предусмотрительно выдергивая на ходу морковь и засовывая ее в полевую сумку. И как же мы потом благодарили его за это! Боя в этой деревне мы не могли принять и потому, что у большинства бойцов были израсходованы все патроны, и потому еще, что заранее наметили закрепиться в другой деревне - Больших Корчанах: она стояла на одной из главных магистралей, ведущих к Ленинграду. Отступали лесом, по труднопроходимой для танков местности, под проливным дождем. Гитлеровцы нас не преследовали. Штаб полка отыскали только к вечеру, в березовой роще, вблизи от деревни Большие Корчаны. Командир полка Арсенов и комиссар Гродзенчик были довольны, что мы сами разыскали их. Наше с Лупенковым предложение оседлать шоссе в районе Больших Корчан они одобрили. Командир полка лишь предупредил: "Надо удержать Большие Корчаны во что бы то ни стало." [11]

С 15 августа на участке «Куты — Большие Корчаны» дивизия получила новое пополнение (снова не обученное), а также приказ прикрывать от немцев магистраль «Кингисепп — Гатчина». Позднее, с 27 августа, когда дивизия заняла позиции Велькота, Кайболово, Озертицы, Горка, Ратчино, главной задачей 2-й ДНО стало прикрывать отход 8-й армии из Прибалтики.

Посмотрим что происходило на рубеже Большие Корчаны 15-27 августа.

Снова обратимся к воспоминаниям С. М. Бардина:

«Наши части не выдержали и отступили. (относится к воспоминаниям о Лужском рубеже обороны, г Кингесепп - прим. редактора) Это были самые тягостные дни. Михаил Лупенков помрачнел. 15 августа мы были уже у Больших Корчан. Дальше не пойдем. Здесь мы должны задержать врага, – твердо сказал Михаил Лупенков. И действительно, наступление немцев было приостановлено. Почти полмесяца враг не мог выбить батальон из этой деревни, стоящей на шоссейной дороге, открывающей путь на Ленинград. В Больших Корчанах батальон получил новых бойцов. В большинстве это были люди 40-45 лет. Среди них наблюдались случаи трусости, невыполнения приказов командиров и даже измены Родине – перехода на сторону врага. Положение становилось серьезным. Тогда мы решили побеседовать с бойцами, собрались по-ротно. Никогда я не видел еще Лупенкова таким взволнованным и разгневанным, как во время этих бесед. Он говорил в каждой роте не более 40 минут. Речь его была сильной, даже потрясающей. Когда Лупенков говорил о страданиях людей, оставшихся на территории, занятой немцами, или о тех, кто спасая свою дешевенькую шкуру труса, в трудный момент сдался в плен врагу, или о тех, кто пали духом, многие бойцы не могли удержаться от слез. Такая беседа помогла. Дисциплина подтянулась. Роты стали более боеспособными. [12]

Карта штаба армии 17.08.1941. Противник атакует стык 2ДНО и 281СД	Контратаки 2-й ДНО 19–24.08.1941 из района Кайболово — Домашёво.

А теперь - снова к автобиографической книге Бардина, где описаны события в Больших Корчанах:

«Перед совещанием мы с Лупенковым на скорую руку составили текст клятвы. Теперь он вынул этот листок из кармана и стал медленно читать, а собравшиеся, стоя, повторяли за ним слово в слово:

"Мы, добровольцы Московской заставы, даем клятву, что не отступим назад ни на шаг. Мы будем драться до последней капли крови. А если кто-то из нас струсит, оставит боевые позиции без приказа, пусть покарает такого рука справедливости. Смерть фашистским оккупантам! Ленинград был советским городом и останется им навечно!.." [13]

Вспоминая о Лупенкове в своей книге, Бардин рассказал и о семье Михаила Григорьевича. Приведем один отрывок, чтобы лучше понять, каким человеком он был:

«Отношения между мной и Михаилом Григорьевичем Лупенковым, как я уже отмечал выше, с первого дня совместной службы сложились как нельзя лучше. И он и я были откровенны и искренни друг с другом, не скрывали один от другого свои даже самые сокровенные мысли. Михаилу Григорьевичу очень хотелось дожить до победы еще и потому, что он мечтал вырастить приемную дочь, дать ей образование. Они с женой взяли ее в родильном доме на Ржевке совсем слабым младенцем: мать девочки умерла во время родов. Назвали дочь Лизой и очень полюбили ее.

Знаешь что, - вдруг обратился ко мне Лупенков. - Давай загадаем. Я буду бросать монету. Упадет вверх гербом - будем жить, цифрой - погибнем. Бросать буду сам, - повторил он, - а если следовать алфавиту, начну с тебя.

К затее Лупенкова я отнесся как к шутке, а сам он вполне серьезно. Моя жизнь оказалась "в безопасности": монета упала гербом кверху. Комбат сердечно поздравил меня со "счастливой судьбой" и пожал руку. Брошенная им второй раз монета обернулась другой стороной. Михаил Григорьевич побледнел.

Стараясь развеять предубеждение своего фронтового друга, я с жаром доказывал, что из боя человек выходит живым вовсе не потому, что дурацкая монета сулит ему "счастливый исход", не в монете же дело! И чтобы отвлечь от мрачных мыслей, предложил дружить всю жизнь, вместе отпраздновать победу, даже в том случае, если "судьба" разведет нас в разные края. Лупенков согласился, и мы обменялись адресами. В изрядно потрепанном блокноте, сохранившемся у меня до сих пор, значится: "Ленинград, Ржевская улица, дом 52, кв. 4, Лупенков Михаил Григорьевич".» [14]

Благодаря указанному адресу удалось установить некоторые детали.

Жена Лупенкова, Елена Дмитриевна, и дочь Лиза оставались в блокадном Ленинграде. Елена Дмитриевна была награждена медалью «За Оборону Ленинграда», всю блокаду работала на Охтинском пороховом заводе, о чём свидетельствует наградной список. Отец и мать Михаила Григорьевича, по словам Бардина, блокаду не пережили….

В дни, предшествовавшие событиям в Ратчино (25–26 августа), 3-й батальон Лупенкова в составе 2-го полка продолжал держать оборону на участке «Большие Корчаны — Пружицы».

«...Предположения комбата о том, что фашисты готовятся возобновить наступление, сбылись. Следующий день начался с того, что в небе над нами стало темно от вражеских бомбардировщиков. Бомбовозы по своему обыкновению сделали заход и, перейдя в пике, начали бомбить позиции батальона. Одна за другой с воем стали падать бомбы. Мы с комбатом не успели даже добежать до свежевырытой траншеи и бросились плашмя на землю прямо в открытом поле, вниз лицом, чтобы не видеть, как прямо в тебя летит смерть. Разорвавшаяся буквально в нескольких метрах бомба, к счастью, обошлась с нами "ласково". Взрывная волна задела нас лишь частично, а осколки полетели выше. Острая же боль в ушах за ночь прошла... Мы с Лупенковым поспешили на НП и оттуда стали управлять боем. Главная задача состояла в том, чтобы подпустить врага как можно ближе и потом только расстреливать его в упор. Хотя в этой тактике ничего не было нового, для нас она оказалась наиболее верной. С НП хорошо были видны действия противника. Танки двигались медленно, осторожно и неотвратимо, Чувствовалось стремление неприятеля поиграть на нервах наших бойцов. Несмотря на то что мы с комбатом на фронте привыкли ко многому, в частности перестали "кланяться" каждой пуле, сейчас нам стало жутковато: заволновались, опасаясь, что нервы бойцов не выдержат. Но и на этот раз никто раньше времени не открыл стрельбы. Когда танки и пехота подошли почти вплотную к переднему краю, Лупенков приказал своему связному Мише Морозову зарядить ракетницу и выстрелить. Взмывшая ввысь зеленая ракета не успела еще погаснуть, как окрест разлетелась дробь винтовочных и пулеметных выстрелов. Около танков взметнулась земля. Это "заговорила" замаскированная пушка Арсеньева, которую мы получили вместо обещанной батареи. Вскоре Арсеньев метким выстрелом угодил в ведущий танк. От следующего выстрела он загорелся. Пехотинцы, лишившись прикрытия, отбежали в сторону и попали в сектор обстрела наших пулеметчиков. Прошло еще несколько минут - и вспыхнул второй танк. Фашисты начали отходить. Это, означало: их атака отбита. Стрельба так же неожиданно прекратилась, как и началась. Воцарилась мертвая тишина. В этих боях наш батальон потерял более двадцати человек ранеными и убитыми. Потери были не столь уж велики, однако ослабили подразделение, и по приказу командира полка нас вывели на отдых в деревню Ратчино, где батальон вскоре получил некоторое пополнение. В тот же день командир полка предоставил мне трехдневный отпуск в Ленинград. Мы с Лупенковым тепло распрощались. Он передал мне для своей семьи маленькую посылку и письмо.»[15]

По словам Бардина, Лупенков погиб едва ли не на следующий день после отбытия Бардина в свой краткосрочный отпуск. И теперь мы вплотную подходим к событиям в Ратчино 28 августа 1941 года.

В журнале боевых действий 2-й ДНО от 26 августа сохранился боевой приказ по расположению частей по фронту дивизии. Согласно приказу, дивизия выстраивается дугой от Кайболово до Больших Корчан, имея в центре населённые пункты Куты и Ново-Кудрино. В приказе в частности есть подтверждение слов Бардина о батальоне выведенном в Ратчино, в резерв. Боевое распоряжение, Журнал боевых действий 26 августа, смотреть.

1. «1 СП занимает участок обороны Городище -Кайболово — Горка — Липковицы.
2. 552 СП занимает оборону Горка — Фалилеево -Домашево — пос. Калинина. В резерве 2 роты южнее 2 км пос Лоузна.
3. 806 СП — продолжать оборону рубежа Куты — Ново-Кудрино. Не допускать наступления противника в направлении Фалилеево — Домашёво.
4. 2 СП. Продолжать оборону на рубежа Пружицы — Б. Корчаны. Вывести в резерв в район Ратчино один стрелковый батальон. Обеспечить боевое охранение стык 806 СП и 272 СПБ.»[16]

Боевое распоряжение. Журнал боевых действий 2-й ДНО. 26 августа 1941 г.

Здесь в центре дивизии обозначены два полка — 552 и 806. У 2-й ДНО, как мы знаем, при формировании было три стрелковых полка под номерами 1 сп, 2 сп, 3 сп.

За месяц боевых действий, с июля по август, ополченцы понесли значительные потери. Численность первоначальных частей уменьшилась более чем в два раза. Например, из 3-го полка сформировали один сводный батальон, но каждый полк сохранил своё знамя и боеспособность, поэтому для усиления героической 2-й ДНО ей были приданы кадровые части.

552 стрелковый полк из состава 199 дивизии был придан личным приказом генерала Семашко ещё 8 августа, а 806 стрелковый полк был придан для усиления во второй половине августа.

Согласно приказу от 26 августа, 2 сп продолжает удерживать позиции «Пружицы — Большие Корчаны» и выводит один батальон в Ратчино. По всему видно, что 3-й батальон Лупенкова был отправлен на отдых с попутной задачей боевого охранения тыла дивизии. Однако отдохнуть не получилось. Что же могло случиться?

Произошло следующее: 27 августа гитлеровцы совершили усиленный натиск на позиции дивизии в центре, где оборону занимали приданные ополченцам кадровые 552 и 806 полки. Центр, к сожалению, не выдержал натиска и стал отступать. Дуга дивизии по населённым пунктам Кайболово — Горка (1 сп) — Фалилеево-Домашёво (552 сп) — Куты-Новокудрино (806 сп) — Пружицы — Большие Корчаны (2 сп) прогнулась в центре до деревни Лоузна, и отступление 806 полка длилось до тех пор, пока он не оказался глубоко в тылу в районе Унатицы.

Сохранилось телефонное донесение из 2-й ДНО, записанное секретарём штаба 8-й Армии. Донесение содержит специфичный слог штабных офицеров, и мы цитируем его, сохраняя пунктуацию:

«27.08.1941, 12 часов 30 минут
Говорит т. Егоров: Середина совершенно неблагополучна. Обе тройчатки в бегах. Противник силою до б-на с танками рвет Лоузна у подписи. Мой правый продолжает удерживать прежнее положение. Левый сейчас потерял связь со 2-м. Он отбивает атаки до 2-х б-нов на Ратчино. Усиленно действует пехота. Из Лоузна танки. Общая характеристика перед фронтом: На средине усиленный полк с мотоциклетным батальоном, танков не более роты. Арт позиции под воздействием автоматного огня. Собрал всё в кулак. Удерживаю линию Унатицы-Ратчино, правый оставляю в том же положении. Воздействую его флангов от Тютиц на Лоузна, там 2 роты. Хуже всего тройчатки растеклись начиная с главков. Думаю удержу. Трудно с артиллерией. Бросает пехота. Оставляю до последнего орудия. Авиация противника действует по переднему краю и на Кайболово, а по тылам не бьёт. Пр-к тянет за собой пушки и миномёты вместе с пехотой.

Ушинский. Хорошо немедленно доложу» [17] Смотреть.

Телефонное донесение штаба 2-й ДНО. 27 августа 1941 г.

Известно, что отдых 3-го батальона прервался неожиданно. Утром 27 августа, когда бойцы ещё спали, появились автоматчики. Позиции батальон занимал на южной окраине деревни. Лупенков отдал приказ к обороне. Как видно из донесения, на Ратчино было брошено до двух батальонов, противостояние длилось весь день до поздней ночи, затем перерыв до утра…

Из-за мощного провала в центре обороны дивизии, 3-й батальон, отведенный в тыловой резерв оказался на передней линии. Командование дивизии приняло решение оставить рубеж «Пружицы — Большие Корчаны», и перебросить 2 сп в Ратчино, на помощь Лупенкову. Это было вечером 27 августа.

Боевое распоряжение, штаб дивизии 2-й ДНО, 27 августа, 20.10:

«1. 552сп - занять и прочно удерживать участок Липковицы-Марфицы

2. 2сп - продолжать закрепляться на южной окраине Ратчино. Занять и оборонять участок Лоузна - Ратчино - Бол.Систа, не допуская распространение противника Лоузна-Перелесье, Ратчино-Перелесье» [18] Смотреть.

Ближе к ночи 2 сп снимается с участка обороны в Б. Корчанах и начинает двигаться по дороге «Б. Корчаны — Утешенье», чтобы занять новые позиции перед Ратчино и Лоузна. Но что-то случилось, и помощь не успела. Видимо, полк принял бой, так как, по свидетельству общевойскового журнала боевых действий, к концу 28 августа 2 сп ещё оставался в лесу северо-восточнее хутора Малые Корчаны (ныне не существует). Тем временем уже вторые сутки Лупенков с батальоном противостоит двукратно превосходящим силам противника, а усиление для прикрытия Лоузна и Б.Систа всё не поступило. Пока помощь была в пути, утро 28 августа началось с двухчасового артобстрела позиций перед Ратчино, после чего противник перешёл в наступление. Справа от 3-го батальона стояли части 552 сп — они не выдержали, и к сожалению опять отступили, оставив правый фланг батальона неприкрытым.

Получилось так, что шоссе слева и справа от Ратчино было перерезано. Что делать в такой ситуации? Приказ «держать шоссе Ратчино — Перелесье» уже не выполним, силой батальона противника не отбросить. И Лупенков принимает в этой ситуации правильно решение — оставить Ратчино и выходить из окружения лесом и болотами в район деревни Систы для того, чтобы соединиться со своими. Потерян ещё один населённый пункт, но важно сохранить батальон, выйти лесом через болото, прорваться на соединение со своими, пополнить боекомплект и снова сражаться — что и было сделано.

В Ратчино шёл бой. Уже в наше время, при разборке старых довоенных домов, в бревенчатых стенах находили застрявшие пули. По воспоминаниям Агафьи Владимировны Богачёвой (Фёдоровой), после того как она вернулась в деревню, на восточной окраине перед полем в окопах лежали погибшие солдаты, они лежали повсюду, «их собирали на поле и хоронили под елями» (из воспоминаний Таисии Васильевны). По свидетельству Леонтия Петровича Суслова, всего павших в Ратчино было около ста бойцов.

Первая линия обороны, согласно приказу, проходила южнее Ратчино. На восточной окраине деревни, перед полем, в окопах оставались павшие бойцы. Значит, и в Ратчино Лупенков, в распоряжении которого были ограниченные силы, сделал всё для того, чтобы создать оборону в несколько эшелонов. В лесу, напротив болота, до сих пор сохранились маленькие окопы. Тут Лупенков, видимо, оставил отделение для боевого охранения тыла деревни, на случай появления пехоты со стороны болота. Михаил Григорьевич везде оставался верен своему долгу и тщательно обеспечивал защиту своего подразделения.

В этот же день батальон через лес вышел к своим, к штабу дивизии в Унатицах. Командир дивизии Любовцев, с целью контролировать шоссе в сторону Перелесье, отдал приказ Лупенкову — контратакой выбить немцев из Ратчино.

Карта боевых действий на 29 августа 1941 г. Ратчино уже оставлено. 2 сп соединился с 3-м батальоном, но слишком поздно и уже без Лупенкова.

Не сразу может быть понятно, для чего это было нужно? Забегая вперед, скажем, что контратака не удалась, 3-й батальон снова понёс потери, а дивизия продолжала отступать под натиском гитлеровцев в сторону Копорья.

С тактической точки зрения «карта Ратчино была бита», немцы отгрызли небольшой отрезок дороги, но шоссе все равно оставалось на нашей стороне. Суть атаки была не в самом Ратчино — нужна была не деревня, а давление на гитлеровцев. Враг постоянно должен был находиться под прессингом, везде у него должна была «гореть земля под ногами», в этом и был смысл контратаки. Так поступали повсеместно. Красная Армия отступала, но и гитлеровцы продвигались постепенно, осторожно, постоянно подтягивая резервы, ожидая получить кинжальный удар. Таким образом, их продвижение замедлялось, и тем самым предотвращалось падение Ленинграда и Москвы. Значит смерь бойцов 3-го батальона и самого Лупенкова была не напрасна!

Тем не менее, контратака была плохо подготовлена, в этой последней схватке погиб Михаил Григорьевич Лупенков, герой обороны Ленинграда.

Приведём ниже донесение полкового комиссара Набатова. Читать этот доклад, прямо скажем, неприятно, но мы приводим его полностью. Однако этот исторический документ позволяет понять, какие беды преследовали Красную Армию, прежде чем она научилась побеждать. Так же хочется обратить внимание на то, какую важную роль играли политические работники. Согласимся, чтобы решить проблему, нужно её выявить, т. е. нужна «обратная связь», информация о том, что происходит в частях, — она ручейком тянется вверх, от комиссара к комиссару, и уже руководство принимает решение, что с этим делать. Ниже приводим распечатку документа из интернета. Оригинал не найден.

НАЧАЛЬНИКУ ПОЛИТУПРАВЛЕНИЯ ЛЕНИНГРАДСКОГО ФРОНТА
дивизионному комиссару тов. ПОЖИДАЕВУ

Представляю докладную записку полкового комиссара тов. НАБАТОВА

Приложение: по тексту

Начальник Политотдела Ленинградской Армии Народного Ополчения
бригадный комиссар:
/КОНОНЧУК/

«Последние бои в районе Рачино - Унатицы показали, что \командование и/ штаб дивизии, ставя перед частями боевую задачу, не придают серьезного значения вопросам организации боя (тактическая разработка операции, взаимодействие подразделений, связь, усиление огневой силы ударных подразделений, обеспечение организованного выхода из боя). Характерным примером может служить в этом отношении боевая операция, проведенная 28 августа 2-сп под деревней Рачино. 3 батальон 2-сп занимал оборону впереди деревни Рачино. Справа стояли подразделения 552 сп. 28 августа, после 2-х часовой обработки переднего края обороны артиллерией и минометами противник перешел в наступление. Бойцы 552 сп сразу же отступили, обнажив фланг 3 батальона 2-сп. Противник стал окружать батальон. Комбат, капитан ЛУПЕНКОВ, неся большие потери, отошел к Унатице. Узнал об этом командир дивизии генерал-майор ЛЮБОВЦЕВ, приказал ЛУПЕНКОВУ с остатками батальона контр-атаковать противника. Бойцов посадили на обыкновенные машины с бронированной площадкой, подбросили 3 танка, из которых 2 вооружены только пулеметами. Контр-атака, проведенная под руководством генерал-майора ЛЮБОВЦЕВА не удалась. Артиллерия противника прямой наводкой подожгла машины и нанесла большие потери живой силе. В бою был тяжело ранен и скончался командир батальона тов. ЛУПЕНКОВ – замечательный командир, стойкий и мужественный большевик, горячо любимый всеми бойцами полка. Тов. ЛЮБОВЦЕВ серьезно и хладнокровно не продумал эту важную операцию, провел ее сгоряча. Батальон не был усилен ни людьми, ни материальной частью, хотя он должен был выступить против превосходящих сил противника. Между тем в 2-х километрах от Унатиц находился в это время стрелково-пулеметный батальон, хорошо оснащенный пулеметами и минометами, но его во время не подтянули – не было с ним связи. Мы натолкнулись с комиссаром дивизии тов. ТИХОНОВЫМ на этот батальон случайно в лесу, где бойцы мокли батальон не зная куда деваться. Не было также связи с командным пунктом полка. Командир полка тов. АРСЕНОВ, узнал о контр-атаке батальона ЛУПЕНКОВА уже после того, как она состоялась. Подобные факты неумелой организации боевых действий, пренебрежения к тактике современного боя и взаимодействию подразделений были также и в 1 сп. 3. На исход боевых действий 2-сд сказались также и недостатки в боевой подготовке пополнения, присланного 17, 18 и 20 августа.
Во время боя обнаружилось, что:
а) Часть бойцов не умеет обращаться с винтовкой и гранатой. Это способствует растерянности в момент боя.
б) Ряд бойцов плохо маскируются, не выполняют приказ зарываться в землю. В итоге большие потери от огня артиллерии и минометов.
в) При контр-атаках бойцы стремятся быть ближе друг к другу, а не рассредоточиваются в шахматном порядке. Это усиливает потери.
г) Бойцы не знают соседей справа и слева. Принимая своих за чужих, ошибочно думая, что попали в окружение.
д) Ряд командиров взводов не знают своих бойцов по фамилии. Некоторые командиры взводов чувствуют себя в бою рядовыми, а не руководителями. Есть случаи когда бойцы совсем не знают своего комвзвода. В момент возникновения паники не чувствуется твердой руки командира взвода.
е) Ряд бойцов не умеют пользоваться индивидуальными пакетами. Из-за этого часть сравнительно легко раненых бойцов истекают кровью пока их доставят в ППМ.
    Серьезной причиной затруднявшей успех боевых действий 2 сд является неподготовленность частей к наступившим дождливым погодам. Люди по несколько дней находятся под проливным дождем. Не хватает плащей-палаток; не     организована обсушка войск после боя. Не налажена своевременная доставка на передовые позиции горячей пищи в ненастную погоду при размыве дорог. Политический Отдел дивизии и комиссары частей не уделяют этому вопросу серьезного внимания. Молчат по этому поводу дивизионная газета и боевые листки.
    Политический отдел дивизии представляет из себя рыхлый не собранный и не объединенный единым руководством аппарат. <...>centralsector.narod.ru
Полковой комиссар /НАБАТОВ/» [19]

Как мы уже упомянули выше, имеются воспоминания жителя Ратчино, ветерана — Суслова Л.П.
Леонтий Петрович, был ещё подростком и скрывался в лесу вместе со своей семьёй. В деревню они вернулись сразу после событий 28 августа. Вот его воспоминания:

«...а 28 августа пришли немцы. Это было страшно. Мы, мальчишки, бегали, интересовались, как там, что там, и нарвались на немцев из полевой жандармерии. У них были на груди такие блестящие знаки. Высокие, здоровенные, в своих касках они были такие страшные. Такие страшно злые: «Русь, до дому! Нах хаус! Партизон? Шиссен махен! (расстреляем) Нах хаус! С леса вон!»

За нашу деревню был бой. Немцы хорошо умели обрабатывать территорию миномётным огнём. Вели обстрел в шахматном порядке. Когда мы вернулись, вся земля была распахана минами, пол деревни сгорело. Наш дом сгорел. Недалеко от села, прямо на дороге, стояли два наших сгоревших броневика с пулемётами. В одном из них я видел обгорелый труп. Стояли наши пушки, рядом с которыми лежали погибшие артиллеристы. Всего лежало около ста погибших красноармейцев».[20]

Сгоревшие броневики на дороге - это обшитые броне-листами грузовички - полуторки. Производили их рабочие на Ленинградских заводах, ополченцы их называли - «бронтозавры».

Бронеавтомобиль Ленинградского ополчения. На таком, возможно, был тяжело ранен комбат Лупенков.

Судя по докладной записке Набатова, эти броневики участвовали в контратаке на Ратчино 28 августа. Комбат Лупенков был тяжело ранен на одном из них.
В книге С. М. Бардина, написанной спустя 34 года, события 28 августа описаны очень поверхностно и даже несколько противоречиво. Это объясняется тем, что сам он не был свидетелем этого сражения и рассказал то, что помнил со слов однополчан. Видимо, главным свидетелем был его боевой друг — героический Саул Борисович Амитин, награждённый Орденом Красной Звезды, но, к сожалению, тоже погибший через несколько дней.

«…...деревню удержать не удалось. Пришлось отступить, чтобы, собравшись с силами, отбить Ратчино у врага. В разгар этих событий пришел почтальон и вручил Лупенкову газету "На защиту Ленинграда", издаваемую политотделом армии народного ополчения. В газете был помещен портрет Лупенкова и напечатан очерк С. Бойцова о нем. Михаил Григорьевич положил ее в полевую сумку. "Почитаю потом", - сказал он и стал готовить батальон к контратаке. В середине дня на помощь пришли танки. Комдив приказал комбату самому возглавить контратаку. Капитан Лупенков вскочил на ведущий танк и увлек за собой бойцов. Это только сказать легко: "...вскочил на танк и увлек за собой бойцов". На деле же это крайне рискованный, требующий огромной воли и мужества поступок. Если танкист защищен броней и вооружен, что называется, до зубов - и пушкой и пулеметом, то стоящий на танке, по существу, беззащитен. Он - открытая мишень для врага. В войну командиры решались на такой шаг лишь в критический момент, когда надо было увлечь за собой людей своим личным примером, презрением к смерти. Именно так и поступил Михаил Григорьевич. Когда ему приказали:
"Лично возглавьте атаку", - он сделал это, не колеблясь. Деревня у врага была отбита благодаря бесстрашию, отваге комбата. Но эта победа стоила ему жизни. Сперва продвижение батальона шло успешно. Видя своего командира во весь рост стоящим на танке с поднятой рукой, ополченцы смело бросились вперед и выбили из Ратчина фашистов. Но тут в танк, на котором стоял комбат, угодил вражеский снаряд. Осколки впились в тело Лупенкова, и он повалился на башню. Бойцы подхватили его на руки...Комбат скончался, не приходя в сознание. Похоронили его в этой же деревне, где все еще дымилось и горело, дышало едва затихшим боем. Когда тело Михаила Григорьевича, бережно завернутое в шинель, было предано земле, бойцы обнажили и в минутном молчании склонили головы. Некоторые из них не могли сдержать слез.
Дружный трехкратный залп из винтовок был той почестью, какую ополченцы могли оказать своему комбату, и с возгласами "Отомстим за капитана!" они снова пошли в бой.»[21]

Более раннее воспоминание Бардина, где он описывает события непосредственно перед контратакой на Ратчино:

«..В эту горячую минуту почтальон принес Лупенкову газету "На защиту Ленинграда", где были помещены его портрет и статья, посвященная ему. Лупенкову было не до чтения, и он положил газеты в сумку, сказав:
– Прочтем потом!
В середине дня на подкрепление батальону прибыли танки. Генерал Любовцев приказал Лупенкову отбить деревню. Михаил Григорьевич сел на первый танк и повел батальон в бой. В танк попал вражеский снаряд. Отважный комбат был ранен. Рана оказалась серьезной. Отступавшие бойцы не успели подобрать его. Когда об этом узнал Саул Борисович Амитин, он немедленно со взводом бойцов бросился на выручку командира.
Раненого принесли, но было уже поздно. Михаил Григорьевич, так и не прочитал статьи о себе, скончался на руках у бойцов.»[22]

Восстанавливая события в Ратчино 28 августа, можно констатировать:

Деревня не была отбита у врага, контратака днём была неудачной, в Ратчино оставались непогребённые красноармейцы. Лупенков был тяжело ранен, вынесен из боя, но скончался на руках товарищей и был похоронен не в самой деревне, а где-то поблизости. Позже его прах был перезахоронен в Ратчино на деревенском кладбище.

Интересно, что за газету принесли Михаилу Григорьевичу перед его последней атакой? Это был выпуск ежедневной газеты Ленинградской Армии Народного Ополчения «На защиту Ленинграда» от 26 августа 1941 года. Статья, посвящённая ему, называется «Комбат Лупенков». Смотреть.

Фото М. Г. Лупенкова. Август 1941 г.

В газете представлено фото Михаила Григорьевича. С начала войны прошло чуть больше двух месяцев. Со снимка на нас смотрит молодой ещё человек, лет тридцати пяти, с хорошей военной выправкой, но преждевременно постаревший, с воспалённым лицом. Неоднократно контуженный близкими разрывами снарядов и бомб, получив огнестрельное ранение в руку, постоянно испытывая недостаток отдыха, сна, еды и воды, свою короткую фронтовую жизнь в 41-м году он «бросил в огонь», где вместе с ним гибли его товарищи, защищая родной Ленинград. Такими были ополченцы Ленинграда, чьи могилы разбросаны от Кингисеппа до Пулковских высот.

В деревне Ратчино нашли свой последний покой бойцы Московской заставы,

3-й батальон, 2-й стрелковый полк, 2-я Дивизия Народного Ополчения.

Вечная Память.

Воинское захоронение в деревне Ратчино. В центре ― могила Лупенкова М. Г.

 

Автор: Анипко И.Ю

Редактор: Бакланова Н.В

Список литературы и других материалов, использованных при написании статьи:

1. Из сборника «Ополченцы» (Ленинград: Лениздат, 1975). Народное ополчение в битве за Ленинград. (Краткая хроника). Составлена канд. ист. наук Ю. Н. Яблочкиным. URL: http://centralsector.narod.ru/no_c.htm

2. Бардин С. М. И штатские надели шинели. Ленинград: Лениздат, 1975. С. 24.

3. Бойцы Московской заставы. Ленинград: ОГИЗ, Госполитиздат, 1942. С. 15.

4. Исаев А. В. Лужский оборонительный рубеж. [Российский Радиоуниверситет, ведущий Дмитрий Канонихин]. URL: https://www.youtube.com/watch?v=ggMGS6ifvw0

5. Исаев А. В. Иной 1941. От границы до Ленинграда – Эксмо, 2011. С. 191.

6. Бойцы Московской заставы. Ленинград: ОГИЗ, Госполитиздат, 1942. С. 18

7. Батальонный комиссар А. Тихвинский. Некоторые замечания о первых боях. URL: http://centralsector.narod.ru/arch/2dno_17.htm

8. Бардин С. М. И штатские надели шинели. Ленинград: Лениздат, 1975

9. ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1338. Воспоминания солдат и офицеров дивизии народного ополчения Московского района города Ленинграда. Воспоминания о боевых друзьях. Батальонный комиссар С. М. Бардин.

10. Алексей Исаев. Лужский рубеж. Сражение на подступах к Ленинграду. [Канал Тактик Медиа. Беседа с Артёмом Драпкиным. 2020 г.]. URL: сhttps://www.youtube.com/watch?v=LIF8yG0RZbc&feature=emb_title

11. Бардин С. М. И штатские надели шинели. Ленинград: Лениздат, 1975. С. 13.

12. ЦГАИПД. Ф. 4000. Оп. 10. Д. 1338. Воспоминания солдат и офицеров дивизии народного ополчения Московского района города Ленинграда. Воспоминания о боевых друзьях. Батальонный комиссар С. М. Бардин.

13. Бардин С. М. И штатские надели шинели. Ленинград: Лениздат, 1975. С. 15.

14. Там же.

15. Там же.

16. Журнал боевых действий 2ДНО стр 20

17. Телефонный разговор с 2 ДНО 27.08.1941

18.Боевое распоряжение, штаб дивизии 2 ДНО, 27 августа 20.10

19.Докладная записка полкового комиссара тов. НАБАТОВА

20. Суслов Леонтий Петрович. URL: https://iremember.ru/memoirs/pekhotintsi/suslov-leontiy-petrovich

21. Бардин С. М. И штатские надели шинели. Ленинград: Лениздат, 1975. С. 7.

22. Ополченцы. Ленинград: Лениздат, 1975. С. 38–65. URL: http://centralsector.narod.ru/arch/2dno_07b.htm